See the Stars from a Bottomless Pit: Authors’ Commentary

by Natalya Osipova, translated by Marina Rubinova (the original Russian appears below)

“The Grand Inquisitor” is one of the key texts of the Russian culture. Reflections on it determined the thinking of an entire generation of Russians from the late 19th century to the early 20th century. In this “poemette,” narrated by Ivan Karamazov to his brother Alyosha in the tavern, they seek an answer to the big Russian questions. In our graphic novel The Grand Inquisitor, we endeavored to translate the Dostoyevsky’s texts into graphic language, and to make the story understandable and relevant to a modern reader. The text is drawn from two chapters from The Brothers Karamazov, “Rebellion” and “The Grand Inquisitor.”

The authors are deeply grateful to Peter Mommsen and Sam Hine for publishing this work, and to Gary Saul Morson for his brilliant introductory article. Our special thanks go to Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, as well as to Julia Goumen, for making our dreams come true.

The Bloggers Karamazov is grateful to Plough Publishing House for allowing us to include illustrations from the graphic novel. Illustration #4 appears here for the first time.

The book is available through Plough Publishing House.

What is this story about? It is about the craving for, the need for, and the impossibility of faith. It is about facing a choice for happiness for all mankind at the cost of an innocent child’s suffering. It is about forgiveness and temptation. Ivan tempts Alesha in the same way the Inquisitor tempts Christ, who had come down from heaven to Seville. Both temptations go back to the Bible; they both develop the idea of resisting seductions not only of bread and power, but also of embracing the suffering of another person, especially the suffering of children.

The three temptations create three circles of meaning: the Temptation of Christ in the desert is the matrix on which Dostoevsky overlays two new filters. The Inquisitor moves the focus from the religious matrix to the political one, concentrating on the freedom of the minority and the responsibility of the ruling elite to the people, and presenting the relations between the people and the ruling classes as between irrational children and omniscient parents.

In the novel, the Inquisitor tells Christ, “Didst Thou not often say then, ‘I will make you free?’ <…> For fifteen centuries we have been wrestling with Thy freedom, but now it is ended and over for good. Dost Thou not believe that? Thou lookest meekly at me and deignest not even to be wroth with me. But let me tell Thee that now, to-day, people are more persuaded than ever that they have perfect freedom, yet they have brought their freedom to us and laid it humbly at our feet. But that has been our doing. Was this what Thou didst? Was this Thy freedom?”

Ivan Karamazov shifts the focus to the problem of personal acceptance and personal faith. He tempts Alyosha with images of tormented children. The famous statement about the tear of an innocent child is a temptation, too. The suffering of children is the crucial center of the story. Ivan not only speaks of suffering, he adds details. His passionate description of the torture and massacre of innocent children causes even Alyosha, the novitiate, to lose his temper, to the point that, when asked what the punishment for the mother torturing her own child should be, he says: “To be shot!”

Dostoyevsky did not finish The Brothers Karamazov. In this first part of the novel, the “Rebellion” and “The Grand Inquisitor” chapters are the key to the novel he completed, as well as to the unrealized design of his great work of art. The four brothers represent four pathways, four motives guiding Russians. Dmitry is Passion, Ivan is Reason, Alyosha is Faith. Smerdyakov, the fourth brother, is an anti-motive, he is the Void consuming all the good while transforming it into filth, sin and evil. The power of the Karamazovs is fueled by the energy of doubt. Karamazovshchina is a paradoxical life force, sprouting up from the coupling of love and lust, of goodness and vice. The same paradox is the trigger of the novel, its resolution of the issues facing the Russian World and its salvation.

Creating a graphic novel based on “The Grand Inquisitor” was a great challenge. Our Grand Inquisitor is the third in a cycle of five planned graphic novels based on Russian classics. These are The Overcoat Affair based on the Nikolai Gogol’s novel The Overcoat; The Lady of Spades based on The Queen of Spades by Alexander Pushkin; To Kill a Seagull based on Anton Chekhov’s play The Seagull; and The Devil based on the novella of the same name by Leo Tolstoy. All these novels tell about death, passion, the Russian people, and the paradoxes of Russian life. All five stories contain an element of mysticism and a voice from the after world – of the Lord sometimes, and the Devil more often. These five Russian classical stories, which tell how to understand the Russians, represent our view on the history of Russian classical literature and its value for modern man. Reading the Russian classics, you can better understand the bitter tragedy of life, the impossibility of and desire for happiness, the illusory nature of any joy, material acquisition, and peace. This world is very anxious, even cruel sometimes, but it struggles its way through to metaphysical heights, and provides us with a chance to know the meaning of love. Russian literature offers a view from a bottomless pit up to the sky, where there is a chance to see the stars.

The Grand Inquisitor is the central piece in our series, both by its timing as the third book and by its meaning, which focuses on the “accursed questions.” This novella has no mysticism. It has been replaced with the character’s tale – Ivan’s poemette. The lowering intonation is also present in the choice of place – a tavern in Dostoevsky’s text, and a modern bar in our version, the kind that can be visited in today’s Moscow, London, or New York. Our characters are modern thinkers. For people today struggle to find the answers to the same questions: if there is God, why are poverty, suffering and death still possible? If He exists, why is there salvation only after death? How can one believe if one must first overcome the imperfection of the world? How can one understand the greatness of God’s plan, and what is even worse, how can one embrace it without irony and pathos? Those very questions which tormented Russian writers in the 19th century also face people in our day and age.

For our graphic novel, the most difficult task was to synchronize the visual language with the Dostoevsky’s wording and style. We were looking for a graphic solution that could correspond to the style of The Brothers Karamazov. That was a matter of lines and marks. While selecting the background theme, we thought of color minimalism. This led us to renounce colorful style in favor of radical black and white. There is a lot of black in our comics. Initially this may feel dismal and create a sense of frustration. But when the image of Christ appears in Ivan’s story, it is surrounded by light.

There are two dialogs in The Grand Inquisitor: Ivan’s with Alesha, and another between the Inquisitor and Christ. The latter is rather a monologue, as the Grand Inquisitor speaks and Christ keeps silent and just listens. The first conversation reveals a story about terrible tortures; “children” are drawn in a single-line method, as if they are weightless ghost images, who appear during the conversation and silently watch the characters, the same way Christ listens to the Inquisitor. The outlines of tortured innocent children appear in the bar where the story is told, as they represent the incarnation of air and thought into the outlines, which move from the Ivan and Alesha’s conversation to another character sitting in the bar – the Writer.

The characters of the comics exist in two stories simultaneously: in addition to Ivan and Alesha, there is also a bartender, who very much resembles the Inquisitor; and a taciturn fellow who sits behind the counter, and looks like either John Lennon or Christ. At the far table with a glass of beer sits the Writer. We chose not to make any direct allusions to either Lennon or Dostoevsky. We wanted the readers to be able to identify them in the characters, and to choose who these people are and why they are here.

In the poemette, the story is set in 16th-century Seville, in the time of the Inquisition, “when fires of splendid auto da fé were lighted to the glory of God.” Dostoevsky’s choice of place and time was rather schematic. It was not a historically accurate Seville, but rather an imaginary place, shifted from Dostoevsky’s Russia both in time and space. It was some distant ancient Catholic city.

Jittery strokes and uneven edges of the word bubbles, we think, correspond to Dostoevsky’s style. This is our attempt to translate Dostoevsky’s speech into visual language. 

Two types of fonts create a distance between the two different layers of the story. The main font is a customized font designed by Elena Avinova. This is our narrative, the adaptation of two chapters into the comics format. The additional font – Gothic style imitating old manuscripts – appears when Christ enters Ivan’s story. The Gothic scrolls enhance the philosophical mood. 

How do we see Ivan and Alyosha? Alyosha has not changed much over the past hundred years; from a novitiate he has turned into a secular-minded Divinity School student; his clothes are of an ordinary boy of twenty. There is nothing special about him, except his faith. He is the one who is meant to become a Hero.

Ivan in the novel is a student who did not complete his studies, tormented by eternal questions. In our version, Ivan Karamazov is a man who doubts the existence of God without scientific evidence, who seeks God not only in Orthodox Christianity, but also in Buddhism, Islam, in his travels around the world, and in altered states of consciousness. He has enough money and time to philosophize. He is a blogger who throws his questions out to the community of deadbeats like himself. We have not altered Dostoevsky’s original text; instead we have provided our readers with visual clues to the present day, such as prints on T-shirts, jeans, earrings, and the modern interior design of the bar. The brothers are drinking vodka and smoking cigarettes. Why does modern man need Dostoyevsky? How can one believe in God when there is so much pain, cruelty, and injustice in the world; and how can one live without believing in God? This question is even more relevant now than a century ago. Because there are even more people who have abandoned faith, while the need for faith is even stronger.

---

The Bloggers Karamazov is grateful to Plough Publishing House for allowing us to include illustrations from the graphic novel. Illustration #4 appears here for the first time.

Learn more about the book and buy a copy here.

Elena Avinova is a theater designer, graphic artist, and instructor in the Comics Workshop of the School of Creative Writing in Moscow.

Natalya Osipova is a specialist in Russian literature of the second half of the nineteenth century and the works of the late Leo Tolstoy. She is the co-founder and director of the literary workshops of the School of Creative Writing in Moscow.

---

…

Увидеть звезды со дна колодца

Авторский комментарий к графической новелле «Великий инквизитор»

Легенда о Великом инквизиторе – один из ключевых текстов русской культуры. Рефлексия над ним определила размышления целого поколения русских людей конца 19 – начала 20 века. В этой «поэмке», рассказанной Иваном Карамазовым в трактире брату Алеше, искали ответ на главные русские вопросы. В графической новелле «Великий инквизитор» авторы Елена Авинова и Наталья Осипова попробовали перевести Достоевского на графический язык и сделать историю более понятной и актуальной для современного читателя. Литературной основой стали две главы «Братьев Карамазовых» – «Бунт» и «Легенда о великом инквизиторе».

Авторы выражают глубокую признательность Питеру Монсену  и Сэму Хайну за публикацию работы в специальном выпуске журнала «Плуг» и Гари Соул Морсон за блестящую вступительную статью. Особая благодарность Литературному агентству Banke, Goumen & Smirnova и Юлии Гумен, осуществившей наши мечты.

О чем эта история?  О страстном желании, необходимости и невозможности веры. О выборе между невинно замученным ребенком и счастьем всего человечества. О прощении и искушении. Иван искушает Алешу так же, как инквизитор искушает сошедшего в Севилью Христа. Оба искушения восходят к библейскому, оба развивают идею противостояния соблазнам, которые не только в хлебе и власти, но и в принятии чужого страдания, особенно страдания детей.

Три искушения создают три круга смыслов: искушения Христа в пустыне – та матрица, на которую Достоевский накладывает два новых фильтра.  Инквизитор переносит фокус с религиозной матрицы на политическую, на вопрос свободы меньшинства и ответственности элит перед народом, на отношения народа и власти как неразумных детей и всезнающих родителей.

Инквизитор в романе говорит Христу: «Не ты ли так часто тогда говорил: „Хочу сделать вас свободными“. <…> Пятнадцать веков мучились мы с этою свободой, но теперь это кончено, и кончено крепко. Ты не веришь, что кончено крепко? Ты смотришь на меня кротко и не удостоиваешь меня даже негодования? Но знай, что теперь и именно ныне эти люди уверены более чем когда-нибудь, что свободны вполне, а между тем сами же они принесли нам свободу свою и покорно положили ее к ногам нашим. Но это сделали мы, а того ль ты желал, такой ли свободы?»

Иван Карамазов переносит фокус на вопрос личного принятия и личной веры. Он искушает Алешу картинами истязания деточек. Знаменитая фраза о слезе невинно замученного ребенка – это тоже искушение. Страдания деточек – наиболее острое место в этом сюжете. Иван не просто говорит о страдании, но с деталям, с упоением описывая пытки и убиение невинных так, что даже послушник Алеша не выдерживает и на вопрос, что делать с матерью, мучающей ребенка, отвечает: «Расстрелять!».

Достоевский не закончил роман «Братья Карамазовы» и в этом незаконченном теле романа главы «Бунт» и «Легенда о Великом инквизиторе» – ключ не только к написанному роману, но и к неосуществленном замыслу большого произведения. Четыре брата – это четыре пути, четыре ответа на вопрос о том, что движет русским человеком. Страсть – Дмитрий, ум – Иван, вера – Алеша. Смердяков, четвертый брат – это анти-ответ, это та бездна, которая сжирает все хорошее, переплавляя это в мерзость, в порок, в грех. Карамазовскую силу питает энергия сомнения. Карамазовщина – парадоксальная сила жизни, рождающаяся от соединения любви и сладострастия, доброты и порока. Этот парадокс – пружина романа, ответ на вопрос о русском мире и его спасении.

Нарисовать графическую новеллу по «Легенде о Великом инквизиторе» – большая смелость. Наш «Великий инквизитор» – третья из пяти задуманных графических новелл по русской классике. «Дело о шинели» по повести Н.В. Гоголя «Шинель», «Королева пик» по «Пиковой даме» А.С. Пушкина, «Убить чайку» по пьесе А.П. Чехова «Чайка» и «Дьявол» по повести Л.Н. Толстого. Все эти новеллы про смерть, про страсть, про русского человека и парадоксы русской жизни. Во всех пяти сюжетах есть мистика и голос потустороннего, иногда Бога, а чаще Дьявола. Пять сюжетов русской классики, по которым можно было бы понять русского человека, – это наш ответ об истории русской классической литературы и ее ценности для современного человека. Читая русскую классику, лучше понимаешь, острый трагизм жизни, невозможность и желанность счастья, иллюзорность любой радости, любого обретения, любого покоя. Этот мир очень тревожный, иногда жестокий, но он прорывается к метафизическим высотам и он дает шанс познать смысл любви. Русская литература – это как взгляд на небо из колодца – есть шанс увидеть звезды.

«Великий инквизитор» в этом ряду центральный текст и по положению в цикле и по значению, которое концентрирует «проклятые вопросы». В этой новелле нет мистики – она заменена вымыслом героя – придуманной «поэмкой». Снижающая интонация продолжается в выборе места – у Достоевского трактир, у нас – современный бар, такой, какой можно встретить сегодня в Москве, Лондоне или Нью-Йорке. Наши герои – сегодняшние думающие люди. Ведь и сегодня есть люди, которые мучаются теми же вопросами: если есть Бог, то как возможна бедность, страдания, смерть? Если Бог есть, то почему спасение только после смерти? Как уверовать, переступив это несовершенство мира? Как понять величие замысла божия и еще хуже, как принять его без иронии и пафоса? Те же вопросы, которые мучали русских писателей в 19 веке, те же вопросы приходят к современным людям.

Наиболее сложная задача в графической новелле – синхронизация визуального языка со словом и стилем Достоевского. Мы искали графическое решение, которое бы подходило к стилистике «Братьев Карамазовых». Это был вопрос линии и пятна. Выбирая тональное решение, мы думали о цветовом минимализме. Поиск цветового решения привел к отказу от цвета в пользу радикального черно-белого. К нашем комиксе много черного. Возможно, сначала это давит и создает ощущение безысходности. Но когда в рассказе Ивана появляется образ Христа, он окружен светом.

В «Великом инквизиторе» два разговора: разговор Ивана и Алеши и разговор Инквизитора и Христа, точнее монолог великого инквизитора, потому что Христос молчит и внимает. Внутри первого разговора есть рассказ об ужасных истязаниях, «деточки» нарисованы одним контуром, так, словно это невесомые образы-призраки, являющиеся в разговоре и также молчаливо внимающие героям, как внимает Инквизитору Христос. Контуры невинно замученных детей появляются в баре, где происходит действие, воплощением из воздуха и мысли в контур, который из разговора Ивана и Алеши переходит к еще одному персонажу, сидящему в баре – писателю.

Герои комикса существуют в двух сюжетах: в баре, кроме Ивана и Алеши, еще есть бармен, очень напоминающий Инквизитора, и молчаливый парень за стойкой, напоминающий то ли Джона Леннона, то ли Христа. За дальним столиком с кружкой пива сидит Писатель. Нам не хотелось делать прямых аллюзий на Леннона и Достоевского, нам хотелось, чтобы они угадывались в персонажах, чтобы читатель комикса сам решил, кто эти люди и зачем они здесь.

В «поэмке» действие происходит в Севилье 16-го века во времена инквизиции, «когда во славу Господа пылали великолепные аутодафе». Выбор места и времени и у Достоевского был довольно условен, это не историческая Севилья, а скорее воображаемое место, отодвинутое от современной Достоевскому России и по времени и по расстоянию: какой-то далекий древний католический город. Это историческое отстранение позволяло говорить на остро актуальные для тогдашней России темы. Как показало время, эти вопросы оказались из категории вечных.

Нервный штрих и неровные края баблов, как нам кажется, соответствуют стилистике Достоевского. Это попытка перевода речи Достоевского на визуальный язык. 

Два вида шрифтов создают дистанцию двух разных текста. Основной шрифт – авторский шрифт Лены Авиновой – это наш авторский текст, адаптация двух глав романа к формату комикса. Дополнительный шрифт – готика, имитирующая древние манускрипты, появляется тогда, когда в рассказе Ивана появляется Христос. Ленты готического письма создают  философский лейтмотив. 

Кто Иван и Алеша для нас? Алеша за сто лет не очень изменился, из послушника он превратился в студента духовной семинарии в миру, он одет, как обычный парень двадцати лет. В нем нет ничего особенного, кроме веры. Он тот, что должен когда-то стать Героем.

Иван в романе – недоучившийся студент, мучимый вечными вопросами. Наш Иван Карамазов – человек, который сомневается в существовании Бога без научных доказательств, ищет Бога не только в православии, но и в буддизме, исламе, путешествиях по миру и изменении сознания. У него есть деньги и время философствовать. Он блогер, задающий свои вопросы сообществу таких же бездельников. Мы не изменили текст Достоевского, но визуально дали читателю намеки на сегодняшний день: принты на футболках, джинсы, серьга в ухе, современный интерьер бара. Братья пьют водку и курят.

Зачем Достоевский современному человеку? Как возможно верить в Бога, когда в мире так много боли, жестокости и несправедливости и как жить, не веря в Бога? Сейчас этот вопрос звучит еще актуальнее, чем век назад, потому что отпавших от веры больше, а необходимость веры сильнее.

Наталья Осипова

Август 2020